Неточные совпадения
Весело было пить из плоской чаши теплое красное вино с
водой, и стало еще веселее, когда священник, откинув ризу и
взяв их обе руки в свою, повел их при порывах баса, выводившего «Исаие ликуй», вокруг аналоя.
Дамы на
водах еще верят нападениям черкесов среди белого дня; вероятно, поэтому Грушницкий сверх солдатской шинели повесил шашку и пару пистолетов: он был довольно смешон в этом геройском облачении. Высокий куст закрывал меня от них, но сквозь листья его я мог видеть все и отгадать по выражениям их лиц, что разговор был сентиментальный. Наконец они приблизились к спуску; Грушницкий
взял за повод лошадь княжны, и тогда я услышал конец их разговора...
Я
взял под уздцы лошадь княжны и свел ее в
воду, которая не была выше колен; мы тихонько стали подвигаться наискось против течения.
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь полей…
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот
возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед;
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону
вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется первый снег,
Звездами падая на брег.
Схватили их турки у самого Трапезонта и всех забрали невольниками на галеры,
взяли их по рукам и ногам в железные цепи, не давали по целым неделям пшена и поили противной морской
водою.
— Он для нее и сделал все и перешел. Коли человек влюбится, то он все равно что подошва, которую, коли размочишь в
воде,
возьми согни — она и согнется.
Он таки заставил его
взять стакан с
водой в руки. Тот машинально поднес было его к губам, но, опомнившись, с отвращением поставил на стол.
Любаша вдруг выскочила из кресла, шагнула и, взмахнув руками, точно бросаясь в
воду, повалилась; если б Самгин не успел поддержать ее, она бы с размаха ударилась о́ пол лицом. Варвара и Татьяна
взяли ее под руки и увели.
Самгин не торопясь пошел в спальню,
взял графин
воды, небрежно поставил его пред Безбедовым; все это он делал, подчеркивая свое равнодушие, и равнодушно спросил...
— Совсем сбрендил паренек, — неодобрительно сказала она, косясь на Диомидова. — Из простых, а — нежный. С капризом.
Взял да и выплеснул на Лидочку ковш
воды…
Он забыл, где он — и, может быть, даже — кто он такой. Природа
взяла свое, и этим крепким сном восстановила равновесие в силах. Никакой боли, пытки не чувствовал он. Все — как в
воду кануло.
Вы
возьмите микроскоп — это такое стекло увеличительное, что увеличивает предметы в мильон раз, — и рассмотрите в него каплю
воды, и вы увидите там целый новый мир, целую жизнь живых существ, а между тем это тоже была тайна, а вот открыли же.
Теперь плавает множество китоловов: как усмотреть, чтоб они не торговали в японских портах, которые открыты только для того, чтоб суда могли забежать,
взять провизии,
воды да и вон скорей?
Наши, однако, не унывают, ездят на скалы гулять. Вчера даже с корвета поехали на берег пить чай на траве, как, бывало, в России, в березовой роще. Только они
взяли с собой туда дров и
воды: там нету. Не правда ли, есть маленькая натяжка в этом сельском удовольствии?
Мы
взяли в бутылку
воды, некоторые из всадников пересели в экипаж, и мы покинули это живописное место, оживленное сильною растительностью.
В целой чашке лежит маленький кусочек рыбы, в другой три гриба плавают в горячей
воде, там опять под соусом рыбы столько, что мало один раз в рот
взять.
Но баниосы не обрадовались бы, узнавши, что мы идем в Едо. Им об этом не сказали ни слова. Просили только приехать завтра опять,
взять бумаги да подарки губернаторам и переводчикам, еще прислать, как можно больше,
воды и провизии. Они не подозревают, что мы сбираемся продовольствоваться этой провизией — на пути к Едо! Что-то будет завтра?
Прочитав это повествование и выслушав изустные рассказы многих свидетелей, — можно наглядно получить вульгарное изображение события, в миниатюре, таким образом:
возьмите большую круглую чашку, налейте до половины
водой и дайте чашке быстрое круговращательное движение — а на
воду пустите яичную скорлупу или представьте себе на ней миниатюрное суденышко с полным грузом и людьми.
Надо было переправляться вброд; напрасно Вандик понукал лошадей: они не шли. «Аппл!» — крикнет он, направляя их в
воду, но передние две только коснутся ногами
воды и вдруг
возьмут направо или налево, к берегу.
— За
водой пошли, — отвечал городовой и,
взяв под мышки арестанта, с трудом перетащил туловище повыше.
— Оттого и строго, что денег нет. Были бы денежки да хорошего ловчака нанять, небось, оправдали бы, — сказала Кораблева. — Тот, как бишь его, лохматый, носастый, — тот, сударыня моя, из
воды сухого выведет. Кабы его
взять.
— Постой, — привстал он с дивана, — я давеча, час назад, это самое полотенце
взял оттуда же и смочил
водой. Я прикладывал к голове и бросил сюда… как же оно сухое? Другого не было.
Горбуша не имела еще того безобразного вида, который она приобретает впоследствии, хотя челюсти ее и начали уже немного загибаться и на спине появился небольшой горб. Я распорядился
взять только несколько рыб, а остальных пустить обратно в
воду. Все с жадностью набросились на горбушу, но она скоро приелась, и потом уже никто не обращал на нее внимания.
От горячих испарений, кроме источника, все заиндевело: камни, кусты лозняка и лежащий на земле валежник покрылись причудливыми узорами, блестевшими на солнце, словно алмазы. К сожалению, из-за холода я не мог
взять с собой
воды для химического анализа.
Более характерной денудационной долины, чем Кулумбе, я не видывал. Река, стесненная горами, все время извивается между утесами. Можно подумать, что горные хребты здесь старались на каждом шагу создать препятствия для
воды, но последняя
взяла верх и силой проложила себе дорогу к морю.
Я вскочил на ноги и
взял ружье. Через минуту я услышал, как кто-то действительно вышел из
воды на берег и сильно встряхивался. В это время ко мне подошли Дерсу и Чжан Бао. Мы стали спиной к огню и старались рассмотреть, что делается на реке, но туман был такой густой и ночь так темна, что в двух шагах решительно ничего не было видно.
В 4 часа дня мы стали высматривать место для бивака. Здесь река делала большой изгиб. Наш берег был пологий, а противоположный — обрывистый. Тут мы и остановились. Стрелки принялись ставить палатки, а Дерсу
взял котелок и пошел за
водой. Через минуту он возвратился, крайне недовольный.
— Подрядчика, батюшка. Стали мы ясень рубить, а он стоит да смотрит… Стоял, стоял, да и пойди за
водой к колодцу: слышь, пить захотелось. Как вдруг ясень затрещит да прямо на него. Мы ему кричим: беги, беги, беги… Ему бы в сторону броситься, а он
возьми да прямо и побеги… заробел, знать. Ясень-то его верхними сучьями и накрыл. И отчего так скоро повалился, — Господь его знает… Разве сердцевина гнила была.
Мы хотели было тотчас же отправиться, но он сперва достал под
водой из кармана веревку, привязал убитых уток за лапки,
взял оба конца в зубы и побрел вперед; Владимир за ним, я за Владимиром.
Я несколько раз хотел было
взять их, но едва только протягивал руку, они совершенно свободно подымались на воздух и, отлетев немного, снова опускались на
воду.
Известно, что у многих практикующих тузов такое заведение: если приближается неизбежный, по мнению туза, карачун больному и по злонамеренному устроению судьбы нельзя сбыть больного с рук ни
водами, ни какою другою заграницею, то следует сбыть его на руки другому медику, — и туз готов тут, пожалуй, сам дать денег, только
возьми.
— Философ, натурально, не
взял; но русский будто бы все-таки положил у банкира деньги на его имя и написал ему так: «Деньгами распоряжайтесь, как хотите, хоть, бросьте в
воду, а мне их уже не можете возвратить, меня вы не отыщете», — и будто б эти деньги так и теперь лежат у банкира.
С нами была тогда Наталья Константиновна, знаете, бой-девка, она увидела, что в углу солдаты что-то едят,
взяла вас — и прямо к ним, показывает: маленькому, мол, манже; [ешь (от фр. manger).] они сначала посмотрели на нее так сурово, да и говорят: «Алле, алле», [Ступай (от фр. aller).] а она их ругать, — экие, мол, окаянные, такие, сякие, солдаты ничего не поняли, а таки вспрынули со смеха и дали ей для вас хлеба моченого с
водой и ей дали краюшку.
Но откуда же было
взять сто тысяч? Казенное добро, говорят, ни на огне не горит, ни в
воде не тонет, — оно только крадется, могли бы мы прибавить. Чего тут задумываться — сейчас генерал-адъютанта на почтовых в Москву разбирать дело.
Тихо вошел он, не скрыпнувши дверью, поставил на стол, закрытый скатертью, горшок и стал бросать длинными руками своими какие-то неведомые травы;
взял кухоль, выделанный из какого-то чудного дерева, почерпнул им
воды и стал лить, шевеля губами и творя какие-то заклинания.
Духи класть так:
взять четверть фунта эликсиру соснового масла, два золотника розового масла и один фунт розовой
воды самой лучшей.
Как это ни странно, но до известной степени Полуянов был прав. Да, он принимал благодарности, а что было бы, если б он все правонарушения и казусы выводил на свежую
воду? Ведь за каждым что-нибудь было, а он все прикрывал и не выносил сору из избы.
Взять хоть ту же скоропостижную девку, которая лежит у попа на погребе: она из Кунары, и есть подозрение, что это работа Лиодорки Малыгина и Пашки Булыгина. Всех можно закрутить так, что ни папы, ни мамы не скажут.
— Он и то с бурачком-то ворожил в курье, — вступился молодой парень с рябым лицом. — Мы, значит, косили, а с угору и видно, как по осокам он ходит… Этак из-под руки приглянет на реку, а потом присядет и в бурачок себе опять глядит. Ну, мы его и
взяли, потому… не прост человек. А в бурачке у него
вода…
В другой деревне Полуянов с этою же целью опечатал целое озеро, то есть
взял веревку, спустил один конец в
воду, а другой припечатал к вбитому на берегу колу.
— Посмотрим, — бормотал он, поглядывая на Галактиона. — Только ведь в устье-то
вода будет по весне долить. Сила не
возьмет… Одна другую реки будут подпирать.
Я
взял бережно гнездо, поставил его в лодку и поспешно поплыл домой: лысуха, покрикивая, или, лучше сказать, похныкивая, провожала меня чрез весь пруд, почти до самого мельничного кауза [Кауз — дверцы, в которые течет
вода по трубам на водяные колеса.
— Молчи, Марья! — окликнула ее мать. — Ты бы вот завела своего мужика да и мудрила над ним… Не больно-то много ноне с зятя
возьмешь, а наш Прокопий
воды не замутит.
— Известно, золота в Кедровской даче неочерпаемо, а только ты опять зря болтаешь: кедровское золото мудреное — кругом болота,
вода долит, а внизу камень. Надо еще
взять кедровское-то золото. Не об этом речь. А дело такое, что в Кедровскую дачу кинутся промышленники из города и с Балчуговских промыслов народ будут сбивать. Теперь у нас весь народ как в чашке каша, а тогда и расползутся… Их только помани. Народ отпетый.
— У нас не торговля, а кот наплакал, Андрон Евстратыч. Кому здесь и пить-то… Вот
вода тронется, так тогда поправляться будем. С голого, что со святого, — немного
возьмешь.
Старатели промывали борта, то есть невыработанные края россыпи, которые можно было
взять только зимой, когда
вода в забоях не так «долила».
— Ты у меня смотри, сахар… — ласково ворчал Лука Назарыч, грозя Палачу пальцем. — Чурок не жалей, а то упустим шахту, так с ней не развяжешься. И ты, Ефим Андреич, не зевай… голубковскую штольню
вода возьмет…
Из Иркутска имел письмо от 25 марта — все по-старому, только Марья Казимировна поехала с женой Руперта лечиться от рюматизма на Туринские
воды. Алексей Петрович живет в Жилкинской волости, в юрте; в городе не позволили остаться. Якубович ходил говеть в монастырь и
взял с собой только мешок сухарей — узнаете ли в этом нашего драгуна? Он вообще там действует — задает обеды чиновникам и пр. и пр. Мне об этом говорит Вадковской.
Куля оглянулся,
взял ковш, висевший на деревянном ведре, зачерпнул
воды и полил несколько капель в распаленные уста негра. Больной проглотил и на несколько мгновений стал дышать тише.
У него горела голова, жгло веки глаз, сохли губы. Он нервно курил папиросу за папиросой и часто приподымался с дивана, чтобы
взять со стола графин с
водой и жадно, прямо из горлышка, выпить несколько больших глотков. Потом каким-то случайным усилием воли ему удалось оторвать свои мысли от прошедшей ночи, и сразу тяжелый сон, без всяких видений и образов, точно обволок его черной ватой.
Мелькнула было надежда, что нас с сестрицей не
возьмут, но мать сказала, что боится близости глубокой реки, боится, чтоб я не подбежал к берегу и не упал в
воду, а как сестрица моя к реке не подойдет, то приказала ей остаться, а мне переодеться в лучшее платье и отправляться в гости.